Этот архитектор построил для екатерины 2 античный дом, Дворцовые тайны: Мраморный дворец
С той самой далекой поры открыт счет изобретениям, позволяющим усовершенствовать функции дома, сделать его комфортабельным и уютным. Огни ночной Москвы. Причем, советская власть его поначалу не тронула, и не известно, как бы сложилась его дальнейшая судьба, но в году он внезапно заболел пневмонией и скончался. В музее театра собраны эскизы к спектаклям работы Щуко, Акимова, Левина и других художников-постановщиков, портреты актеров театра и фотографии сцен из спектаклей. В стенах церкви работали и трансформаторная станция, и полиграфия, и столярная мастерская.
Римские императоры и влиятельные люди по всей империи строили для народа роскошные бани, называемые термами.
Они создавались для поддержания здоровья и пропаганды идеалов красоты. Банные процедуры, гимнастические занятия, философские беседы, театральные представления, библиотеки, сады — всё это было сосредоточено в единых комплексах. Знаток терм и вилл античности Камерон соединил то и другое в павильоне Римских терм с Агатовыми комнатами, с банями и Камероновой галереей. Бани он расположил внизу.
Они представляли собой анфиладу разнообразных банных помещений. На втором этаже были устроены комнаты для отдыха. На уровне второго этажа перед окнами Агатовых комнат разбили Висячий сад.
Чтобы сад был поднят до второго этажа над уровнем земли пришлось построить арочную колоннаду и на ней разместить свинцовое основание для сада. Возведение комплекса продолжалось в течение 8-ми лет с по годы. Павильон с Римскими банями на первом этаже и Агатовыми комнатами на втором и с колоннадой под Висячим садом расположен рядом с личными покоями императрицы. Агатовые комнаты и Висячий сад находятся на уровне второго этажа дворца.
В этот сад выходит дверь из покоев Екатерины Великой. В период оккупации Агатовые комнаты использовались в качестве немецкого офицерского клуба. Поэтому они, в отличие от дворца, остались практически неразрушенными и до конца неразграбленными.
На нижнем этаже в банях разрушения были более значительными. По счастливому стечению обстоятельств стремительное освобождение Царского Села помешало оккупантам взорвать заранее заминированные остатки дворца и парковые павильоны. С 15 января года начались ожесточённые бои за освобождение пригородов Ленинграда. Утром го бойцы го стрелкового корпуса генерала Хазова ворвались на территорию Пушкина и водрузили над Екатерининским дворцом красный флаг.
Перед смертью он просил похоронить его в городе Пушкине. В Александровском парке Пушкина у края главной аллеи, рядом с разрушенным Китайским дворцом, высится скромный памятник над могилой генерал-лейтенанта Ивана Васильевича Хазова.
В настоящее время в банных помещениях работают залы с экспозицией о воссоздании и реставрации утраченных культурных ценностей в военный период.
В этом Большом зале Римских бань в центре находился бассейн для купаний. Римские бани представляли собой анфиладу залов с разной степенью обогрева. Они были украшены лепными фризами. Низкая лепка содержит изображения водных феерий и сцены из мифов о жизни богов на Олимпе. Из бань первого этажа наверх в Агатовые комнаты ведёт широкая спиральная лестница. Над лестничной площадкой нависает белый купол, декорированный лепными цветочными розетками и фризом на темы античных росписей. Потолок над лестницей в форме белого купола имитирует купол храма с исходящими из центра лучами.
Центр купола отмечен лепным орнаментом. Мотив центра, богато украшенного колосьями и цветами, будет повторяться в потолках неоднократно. Первая небольшая комната второго этажа является библиотекой хозяйки павильона. Здесь императрица могла заниматься изучением архитектурных книг, гравюр и эстампов, а также литературным трудом, к которому имела склонность.
Она писала сказки и пьесы для своих внуков и для придворного театра. Остальные помещения второго этажа были предназначены для отдыха и развлечений. Здесь по желанию императрицы Камерон создал Агатовый и Яшмовый залы, украшенные мозаичной облицовкой из самоцветных камней Урала, Алтая и Карелии.
Разновидности яшмы, порфир и мрамор были использованы для облицовки стен, каминов, колонн, дверей, оконных и дверных проёмов. На облицовку было истрачено 25 тонн природного камня. Такое количество сырья прошло через руки резчиков Петергофской гранильной фабрики. За библиотекой расположен Агатовый зал. Стены его выложены яшмой тёмного красного цвета, которую называли мясным агатом. Яшмой зелёных и красных оттенков выложены ниши и низ стен, наличники и откосы окон. Бронзовый золочёный орнамент обрамляет ниши и фриз стен.
Посетитель, входящий в Агатовую комнату - Аванзал, сразу обращает внимание на мозаичную картину итальянца Чезаре Арвати. На ней изображён портик с колоннадой разрушенного античного храма Весты - богини вечного огня в городе Тиволи. Картина готовит нас ко встрече с античным миром, с языком его художественных символов и параллелей, внесённых Камероном в искусство Екатерининского века. Центральным помещением второго этажа является Большой зал. Это Сферистерий - помещение для встреч, игр, бесед и театральных представлений.
Светлые стены цвета рыжевато-розового пламени и фигуры жриц храма Весты - весталок со светильниками в руках напоминают о высоком статусе хозяйки дома. Римская Веста, она же греческая Гестия — богиня вечного огня, символ нерушимости домашнего очага и государственности. Этот древнейший культ огня и солнца объединяет все религии мира от каменного века до современности.
Веста-Гестия входила в круг высших богов Олимпа. Её храмы ставились на возвышенных местах. Они имели округлую форму и куполообразную крышу с отверстием для выхода дыма. Но тут ведь открывается огромная социальная проблема - воспитание общественных вкусов. Не говоря уже, конечно, о мозгах. Без умных заказчиков трудно делать города и краше, и человеколюбивей?
Дмитрий Швидковский: Не секрет, что гениальная архитектура и возникает только тогда, когда соединяются способный архитектор и талантливый заказчик. Я всю жизнь занимаюсь историей Екатерины II - вот это был заказчик, который понимал все и который думал значительно дальше архитекторов.
Возник вопрос: покупать ли римскую мозаику для павильона Вечерняя зала в Царском селе? И она ответила: знаете, для такой вещи, которой пользовался римский император Клавдий, а теперь я, императрица Всероссийская, и которой кто-то будет пользоваться еще через две тысячи лет, для такой вещи не жаль цехинов золотых монет, ходивших в Венецианской республике до конца XVIII века.
Екатерина II была заказчиком, который думал о будущем. А это, конечно, для архитектора самый большой подарок. Дмитрий Швидковский: Конечно, качество архитектуры во многом зависит от состояния экономики. Важно, чтобы экономика все-таки развивалась быстрее, чтобы сохранялся и сильный государственный интерес, и не менее сильный частный интерес: ведь именно благодаря многочисленным меценатам появились когда-то особняки Шехтеля или других великих мастеров модерна.
И те же меценаты Морозовы, Щукины, Рукавишниковы - а они в основном были старообрядцы - не только покупали Пикассо и Сезанна, но и строили в своих особняках старообрядческие молельни в стиле ар-нуво.
Типовое проектирование у нас ассоциируется с хрущевками, а оно, как я узнал из ваших же публикаций, появилось еще при Александре I. Сегодня вот хрущевки стали ругательным словом, а когда-то были счастьем для переселенцев из коммуналок.
Это ведь заколдованный круг. Сегодня новые стандарты и новые типовые кварталы. На фоне прежних пятиэтажек - просто мечта поэта. А лет через мы будем смотреть на них, как смотрим сейчас на хрущевки? Дмитрий Швидковский: Наши типовые постройки сейчас вышли более-менее на мировой уровень. Постройки, а не среда. Среда - это вещь другая, о ней разговор особый. Она связана больше с историей, с природой. Что касается построек, мы приблизились к мировым трендам усредненной архитектуры.
Выдающиеся памятники современной высокохудожественной, высокотехнологичной архитектуры появляются редко. Но это ведь очень спорная вещь - надо понять, что нам нужно. Какими мы хотим видеть себя и мир вокруг нас.
В Музее современного искусства в Бильбао представлен Фрэнк Гери - там такая консервная банка, смятая будто ударами стихийных сил.
Нужно ли это, нам пока неясно. Дмитрий Швидковский: Часто говорится о том, что надо опираться скорее на наследие русского авангарда. Позже через немецкий Баухауз, через миграцию профессоров Баухауза в Соединенные Штаты уже после войны эти идеи распространились повсюду.
Но родилось-то все здесь, у нас, в определенных исторических условиях, в определенном художественном климате, совершенно уникальном, российском, драматическом.
На этом невероятном накале чувств - Серебряного века, революционных страстей - и сохранилось в классической науке. Конечно, эта удивительная смесь и сегодня может создать великое новое архитектурное искусство.
Но как это будет,пока мы ставим многоточие. Выходит, что пока у общества нет ответов на вопросы сущностные - куда мы идем, что нам нужно и в чем наша вера, и в архитектуре будут оставаться многоточия? Дмитрий Швидковский: В России постоянно эпохи идут на разрыв. И сейчас тоже, мне кажется, мы, как всегда, разрываемся между разными временами - между будущим, которое неизвестно, но которое очень хочется предугадать, и прошлым, прежде всего советским. Пока те дома, которые строятся, - это все-таки во многом результат советского мышления.
Я бы назвал их не типовыми, а новыми скучными домами. Вряд ли они будут без конца удовлетворять публику или девелоперов, или кого-то еще. Не вижу ничего плохого в советском мышлении, но для создания какой-то новой красоты и мышление нужно современное. Взрывное, новое совсем.
Мы пытаемся это внушить нашим студентам. Дмитрий Швидковский: Знаете, у нас все любят на что-нибудь жаловаться, и я не исключение. А вот пожаловаться на наших студентов я не могу. Среди них сегодня есть не просто очень способные, у некоторых, мне кажется, есть задатки по-настоящему гениальных архитекторов. Кругом все говорят, как молодежь деградирует, как уровень абитуриентов упал. А вас послушать - все совсем не так? Дмитрий Швидковский: Нет, в чем-то, конечно, уровень упал, просто по работам наших студентов этого не скажешь.
Вот, посмотрите, новые врата в Дивеево. Вот реконструкция Арзамаса. Прекрасные проекты. Так ведь к вам, говорят, и попадают в институт только избранные. Правда ли, что для того, чтобы поступить к вам, нужно готовиться чуть ли не с начальной школы? Дмитрий Швидковский: С начальной школы не обязательно. Но года два готовиться обязательно нужно. У нас целая система подготовительных курсов. На них учатся около полутора тысяч человек, а взять мы можем И конкурс у нас из года в год стабильный - около семи человек на место.
Китайцы, кстати, готовы были присылать по абитуриентов - у них в Пекинский архитектурный конкурс немыслимый, две тысячи человек на место. Но мы можем взять только десять, да и то после года обучения русскому языку и рисованию у нас. Без специальной подготовки невозможно и русскоязычным школьникам.
Даже если экзамены сдашь, потом учиться не сможешь. Не умея рисовать особенным классическим образом, не умея чертить, это будет одно мучение. Я и сам готовился когда-то три года. И с рисованием у меня было плохо, но научили в конце концов.
Сумел даже - сам удивляюсь - довольно прилично нарисовать на экзамене голову Венеры. Видимо, со страху. А композиция у меня всегда шла очень хорошо.
Дмитрий Швидковский: У меня проблема выбора была, это у моих родителей ее не было. Я вообще хотел быть историком, в детстве думал - палеонтологом.
Но меня подвергли самой суровой подготовке. С трех лет целенаправленно возили по архитектурным памятникам. Лет с восьми папа стал заставлять описывать на бумаге свои впечатления от этих поездок. К концу школы я уже понимал, что деваться некуда.
Мои папа с мамой тоже здесь учились. Папа преподавал, но только по совместительству, - он всю жизнь проработал в Институте истории искусств, нынешнем Институте искусствознания. По проекту дедушки, к примеру, построен банк в Новосибирске, там сейчас мэрия находится.
Архитектура вообще с древних времен профессия династическая, семейная. У меня сейчас аспиранты и дипломники, за которыми по поколения выпускников нашего института. Все-таки зачем столько мучений, для чего сегодня сидеть над чертежами, выводить тушью линии, зачем рисовать классические головы, если все это можно заменить какой-нибудь компьютерной программой? Дмитрий Швидковский: Знаете, мне страшно повезло, потому что я еще застал эпоху, когда в институте преподавали представители настоящего русского авангарда.
Я учился у Михаила Александровича Туркуса, одного из архитекторов, входивших в АСНОВА, Ассоциацию новой архитектуры, одно из самых радикальных направлений в архитектуре русского авангарда.
Он у нас преподавал проект и композицию объемного пространства, и это было не просто интересно, это было упоительно. Он мог целый день сидеть с одним студентом над одним проектом, передвигая три коробочки.
И при каждом минимальном движении что-то менялось в пространстве, какие-то проявления ритма, смещения осей и масс. И эти ощущения оставались на всю жизнь. Чувство пропорции - главное, что нужно архитектору, чувство композиции в архитектуре субъективно и лично, как и в музыке.
И классическому рисованию нужно учиться, потому что архитектору нужно ставить руки. Даже точнее, не руки, а что-то надо поставить в глазах, в мышлении. Сначала научиться думать самому, а потом уже позволить компьютеру думать за тебя. Вы говорите, что архитектору, как и композитору, нужно ставить руки. Насколько известно, жена выдающегося архитектора Жолтовского, пианистка Ольга Аренская, организовала в институте вокальный кружок, куда Архипова и поступила.
В итоге среди ее достижений остались не только Финансовая академия на проспекте Мира, но и ария Кармен в Большом театре. Поворот судьбы удивительный. Дмитрий Швидковский: А самое удивительное, что этот кружок до сих пор у нас существует. Он существовал и до Архиповой, у нас сохраняется хроника этого художественного кружка. Архиповых у нас, конечно, теперь не так много, но, может, еще будут У нас программа очень разнообразная.
Архитектурное проектирование, конечно, это главное. Но из МАРХИ, скажем, вышли многие выдающиеся конструкторы-расчетчики, доктора искусствоведения, известные полиграфисты или художники книги, начиная с Саввы Бродского и кончая Ирой Тархановой.
Наши студенты сейчас доминируют в рекламе - и уличной, и на телевидении. Есть очень самобытная кафедра дизайна, они построили себе целый городок на Севере в заброшенной деревне, делают мебель и стараются исходить в своем дизайне из народных мотивов. Дальше - и поэт Андрей Вознесенский, и рок-музыканты: Алексей Романов из группы "Воскресение", Андрей Макаревич… Нынешние студенты что-нибудь об этом знают?
Дмитрий Швидковский: Да, отец Макаревича, кстати, был другом моих родителей.
Не забудьте, и кинорежиссер Георгий Данелия закончил наш институт У нас лет 15 существует музей со своими фондами, там все это, конечно, открыто для всех.
