Что означают слова великого немецкого географа александра, Электронная библиотека

Но объяснить это явление не берусь. Новосибирский государственный технический университет. Дата обращения: 7 апреля Но нигде нет абсолютно никакх свидетельств «заморья» по отношению к т. А опыт этот показывал, что политический переворот, совершенный в ходе буржуазных революций, не решал социальных проблем общества.

То, на что часто уходили годы лишений и труда, осуществляется ныне в поразительно короткие сроки. На смену глазомерной съёмке, измерениям абсолютных высот при помощи барометра — методам несовершенным, не очень точным и малопроизводительным — пришли высокоточные геофизические методы. Они заняли прочное место при геологических изысканиях и географических исследованиях.

Используя технику, человек стёр почти все «белые пятна» на Земле, и в этом — продуманный расчёт, последовавший за идеей. Это главное. Заранее намеченный эксперимент, выяснение предполагаемого явления — вот что лежит в основе современных исследований. Их определяет и предопределяет идея. Поясню эту мысль на примере двух недавних путешествий на плоту и в резиновой лодке через Тихий и Атлантический океаны. Не для спортивного интереса и сенсации спустил на воду свой плот «КонТики» норвежский учёный Тур Хейердал.

Он хотел доказать и доказал возможность древних связей между культурами Южной Америки и Океании. Высокими гуманистическими идеями руководствовался французский врач Ален Бомбар, решившись один в резиновой лодке переплыть Атлантический океан. Преодолев все стихии, он показал, что при надлежащей подготовке потерпевшие кораблекрушение без пищи и пресной воды смогут выйти победителями из тяжёлой борьбы с океаном.

Природа нашей планеты скрытна. И сколько сил, времени, терпения нужно, чтобы ответить на её загадки! Совершено открытие. Казалось бы, всё ясно, однако время радости коротко. Вновь возникает много вопросов, и все они ждут разрешения. Вот пример из практики географических исследований. Территория, как мы говорим, закартирована, то есть нанесена на карту крупного масштаба, «белое пятно» закрашено опытной рукой картографа-рисовальщика.

Появились извилистые линии рек и ручьёв, изображающие рельеф горизонтали, кружочки колодцев, запятые тростниковых плавней и многое другое.

Но не изучены ещё почвы, формы рельефа, неизвестны растительность, запасы вод, режим рек, глубина озёр. А знать всё это нужно, чтобы умнее использовать естественные ресурсы, чтобы лучше учесть природные условия при освоении новых земель.

Скупые мои записки оказались неполными. Глаза географа ничего не хотят пропустить. А интересно написать обо всём непросто. Нелегко удивить читателя новыми рассказами о походной жизни разведчиков тайн природы. Времена великих географических открытий, когда всё было в новость, уже ушли в безвозвратное прошлое.

Но не будем грустить об этом. Романтика поисков новых земель сменилась здравой деловитостью и более трудными и сложными поисками причинности явлений. Часто и мучительно приходится искать ответа на простой, знакомый с детства вопрос «почему? Но мир полон загадок, и сколько нужно труда, мысли, споров, чтобы найти правильный ответ. Как известно, путь к истине тернист.

Говорят, природа не математика, но если их сравнить, то можно сказать, что натуралист всегда решает уравнение со многими неизвестными. Может быть, вообще время географии и географических исследований уже позади? Очень хочется думать, что все рассказанное в этой книге будет отрицательным ответом на этот вопрос. Великий географ прошлого столетия, основоположник сравнительного метода в географии Александр Гумбольдт в своём «Космосе» писал: «Чем глубже проникаем мы во взаимосвязи явлений, тем скорее освобождаемся от заблуждения, что не все отрасли естествознания одинаково важны для культуры и благосостояния народов».

А вот страстные слова английского писателя, хорошо известного и у нас, — Джозефа Конрада в защиту географии: «География, единственная из всех наук, возникла из действия и, более того — отважного действия… Подобно другим наукам, география пробивала себе путь к истине сквозь целый ряд ошибок и заблуждений… Разве современная химия — наша ключевая наука — не прошла через свою постыдную фазу алхимии чудовищно развившегося мошенничества , а наши познания о звёздном мире разве не родились из суеверного идеализма астрологии, искавшей судьбу человека в глубинах бесконечности?

С этой точки зрения географию можно назвать самой безупречной из наук. Поэтому современные комплексные экспедиции включают специалистов разных направлений. И всё же как часто в поисках причинности взаимосвязанных процессов, протекающих в природе, нам приходилось трудно находить нужную и единственную нить в запутанном клубке противоречий.

Может быть, поэтому некоторым читателям мои очерки могут показаться неполными. Такое ощущение может возникнуть ещё и потому, что в своих записках я не коснулся некоторых вопросов нашей работы. Мне они показались менее занимательными. Думаю, что многие молодые мечтатели не так представляют путешествие в далёкие страны, как показано в этой книжке.

Здесь нет приключений, эпизодов, связанных с опасностями, всепобеждающего героизма. Такой романтики в моих записках действительно нет, и кажется, что это хорошо.

Чем её меньше в экспедициях, том легче её участникам, тем результативнее их работа. А разве нет радости в бесконечном познании, в поисках нелёгких ответов на многочисленные «почему»? Разве нет радости в открытии причинности взаимосвязанных природных процессов?

Разве не счастье своим трудом помочь человеку покорить реки, правильнее использовать запасы влаги горных снегов и льдов, улучшить почвы, остановить наступление песков на пашни? Разве не интересно выяснить закономерности, по которым живёт и развивается неповторимый мир пустынь Центральной Азии?

В поисках, находках и есть романтика, самая хорошая, пусть повседневная, но настоящая романтика. Большое вырастает из обыденного. Экспедиция — это школа, в которой бесконечен процесс познания природы, народного опыта, мудрости людей. Путешествия расширяют пёстрый веер человеческих знаний.

В XX веке путешествовать легко и просто. Мир в общих чертах изведан. Прошли времена Пржевальского, Миклухо-Маклая, Седова, и автору путевых очерков скептик ещё скажет словами восточной пословицы: «Не открывай старых истин: все знают, что солнце заходит на западе». Он видит лишь фасад здания. Почти всё, что внутри, ему неизвестно». И это нередко оказывается правдой. Турист смотрит на то, что ему показывают: нарядные улицы, театры, музеи, центральные магазины. В его восприятиях таится опасность односторонности.

Некоторые туристы, наблюдающие лишь фасад страны, поверхностно пишут о виденном. А жизнь-то бурлит за фасадом. В экспедиции существует неписаное правило: каждый участник ведёт дневник.

Не должен быть пропущен ни один день, даже если он прошёл в незначительных делах и мелких заботах. Зрительные восприятия, как бы ярки они ни были, с течением времени сглаживаются, стираются. Исчезают детали, на первый взгляд несущественные, но иногда очень важные для науки. И вот, когда их нужно восстановить, на помощь приходят документы: дневники и фотографии.

Они дополняют друг друга. Они не обманут, им можно верить до конца. Географы часто работают в одном отряде с геологами, ботаниками, зоологами. Такое содружество помогает всем; мы советуемся, обсуждаем научные проблемы и часто совместно пишем отчёты. Жизнь в путешествиях идёт своим чередом: вырабатывается определённый распорядок дня, все знают свои обязанности, эти обязанности занимают весь день — с восхода солнца до темноты. Но бывает, что в экспедиции по той или иной причине у вас оказывается свободное время.

Нужно ли дать отдых лошадям, ремонтировать ли машину, организовать ли караван верблюдов, договориться ли с рабочими — в таких случаях появляется свободный час или день.

Тогда можно записать в дневники наблюдения и факты, которые не имеют прямого отношения к заданию экспедиции, к теме исследования. Такие наблюдения, факты не попадут в отчёт экспедиции, в научную статью, книгу. Не попадёт туда и описание трудностей пути, обычных в малоизвестных и ненаселенных местностях. В своих записках хочется рассказать о жизни и быте в экспедициях, о труде и трудностях, об интересных встречах, о любопытных событиях, имевших место во время наших странствий.

Ведь приходилось бывать в таких глухих и далёких местах, в которые мало кто проникал. На Устюрте узнал силу каспийских ураганов, а на Памире — силу горного солнца. В высоких долинах Куньлуня глубоко вдыхал ночной воздух его явно не хватало , летал над самой большой азиатской пустыней Такла-Макан, на грузовике пересекал Джунгарскую впадину.

Мои рабочие маршруты проходили большей частью по малонаселённым областям Средней и Центральной Азии, таким, как Каракумы или пустынные районы Гоби.

Знакомство с населением, его бытом и хозяйством при этом было далеко не полным, часто отрывочным. К тому же основная задача физико-географа заключается прежде всего в изучении природы. Это, конечно, сказалось на содержании записок. Они писались при свете костра у реки, при ярком солнце в пустыне, под тусклыми лучами крошечной электрической лампочки в палатке в горах, при мигающем свете керосиновой «летучей мыши» в лесном лагере. Давным-давно я задумал рассказать о своих путешествиях так, как это не делается в служебных отчётах или научных сочинениях.

Такая мысль у меня появилась со времён первых среднеазиатских экспедиций. Ещё в 30х годах мои очерки стали появляться в журналах «На суше и на море», «Вокруг света», «Юный пролетарий», «Наша страна» и др. По мере расширения района исследований и участия в новых экспедициях пополнялись и мои записки, которые позже были опубликованы в двух книгах: «Непроторёнными путями» М.

Две упомянутые книги и послужили основой настоящего издания. Для него были вновь пересмотрены и обновлены все очерки. Некоторые из них исключены как несоответствующие замыслу серии «XX век: Путешествия. Изменилась и последовательность изложения. Она отвечает двум принципам — региональному и хронологическому. Записки сгруппированы в четыре основных раздела, посвящённых четырём крупным районам, где проводились исследования: Туранская равнина, горы Средней Азии, Монголия, Западный Китай.

И ещё. Знакомство с книгой позволит читателю судить, как за прошедшие 40 лет изменился характер экспедиционных работ, их техническая оснащённость и транспорт.

Автор начинал свои путешествия пешком или используя верховых лошадей и верблюдов, а окончил их на автомашинах, самолётах и даже вертолётах. Конечно, я мечтал о лучшей книге, чем та, которая получилась. Кто из пишущих не думал мучительно над строкой в желании сделать её прозрачнее, проще и избежать штампа! Видимо, не всегда и не везде это удалось. Географические названия, встречающиеся в тексте, даны в написании, принятом в наше время.

В книге наряду с фотографиями автора помещены фотографии О. Агаханянца, А. Банникова, Б. Ванчидоржа, 3. Виноградова, А. Гурского, Ю. Желубовского, А. Кесь, С. Кондратьева, Н. Кузнецова, В. Рацека, Л.

Всем им — сердечная благодарность. В пустынях Турана Я счастлив, если смог внести свою скромную лепту в дело исследования этой чудесной незабываемой страны — Туркестана, который считаю своей второй родиной. Даже лёссовая пыль Туркестана мне сладка и приятна. Академик Л. Берг Из старого дневника Сгустились тучи, ветер веет, Трава пустынная шумит. Кольцов 25 ноября. Сегодня утром оставили лагерь на плато у источника Кердербулак и налегке вдвоём на верховых лошадях спустились к самому берегу залива Кара-Богаз-Гол.

Здесь по заданию научного руководителя экспедиции Б. Фёдоровича мне нужно было описать разрез меловых отложений, высокой стеной падающий к самому урезу воды. По ним во время редких в этих местах ливней выносится много земли, щебня, песка, которые откладываются у берега, образуя длинный и плоский мыс — косу Кулангурлан. Географические названия Кулансай, Кулангурлан говорят о куланах, которые некогда паслись на Устюрте и близ Кара-Богаз-Гола.

Теперь о них ничто не напоминает, кроме названий, сохранивших свидетельства о наличии этих диких лошадей в неотдаленном прошлом. Нашли хорошее обнажение меловых пород в 20 километрах от лагеря.

Оно оказалось трудным — большим и отвесным. Много часов ушло на его описание, зарисовку и отбор образцов с остатками ракушечной фауны.

Её последующее определение позволит точно установить геологический возраст отдельных горизонтов разреза. Зимний день короток. Солнце уже садилось за плоский небосвод над заливом, когда мы отправились в обратный путь. Полная темнота окружала нас, когда мы вошли в лабиринт оврагов Кулансай. Медленно поднимались по ним. Влево и вправо уходили боковые отвершки. По одному из них нужно было подниматься к лагерю.

Вот как будто знакомый развилок. Натягиваю поводья, поворачиваю коня. Но он упрямо не желает входить в боковой овраг.

Словом и действием предлагаю идти, однако он кружится на одном месте, волнуется. Что за оказия? Спешился, повёл коня за собой. Натягиваю поводья, он неохотно следует за мной. Вторая лошадь уже спокойно идёт за первой. Скоро должен быть и лагерь.

Смотрю вперёд в надежде увидеть фонарь «летучая мышь», поднятый на высокий шест. Но впереди темнота, нет желанного огонька. Чёрные мрачные овраги с белесоватыми полосками светлых горных пород, размытых дождевыми водами, окружают нас.

Тёмная ночь, хаос холодных ущелий, гнетущая тишина. Наконец выбираемся на плоскую поверхность плато. И здесь ничто не напоминает о лагере, нигде не мерцает свет фонаря, не слышно человеческого голоса.

Громко кричу. В ответ слышу гулкое эхо пустыни. И всё. Куда идти? Где лагерь нашей экспедиции? Может быть, дождаться утра? Холод заставляет нас принять другое решение: спуститься обратно по тому же оврагу, который мною был ошибочно выбран для дороги к лагерю.

Пусть лошади сами выбирают нужное направление. Мы просим у них прощения за насилие, за наше глупое упорство, за самоуверенность. Через час мой копь решительно повернул в другой овраг, и через два часа мы увидели жёлтый свет фонаря. Время близилось к полуночи. Товарищи уже начали беспокоиться за нашу судьбу. Лошади получили лишнюю порцию ячменя из оставшихся скудных запасов. Чем мы могли ещё отблагодарить наших друзей? Ноябрь провожает нас морозом, резким ветром.

Слезы непрерывно текут из глаз, замерзая на бороде, ветер режет лицо, сосульки стягивают рот. Решаем идти в Кызылкуп, промысел треста «Карабогаз-сульфат», и идти как можно скорее. Мы кончили работу и усталые торопимся домой.

Уже более двух месяцев экспедиция работает на Устюрте, южном Мангышлаке и прилегающих пустынных равнинах. Наши маршруты опоясывают залив Кара-Богаз-Гол, мы то вплотную приближаемся к его горьким безжизненным берегам, то уходим в сторону от них, производим съёмку местности, изучаем геологию и геоморфологию западной части Туркмении.

Тяжёлой оказалась наша экспедиция. Холод, ветры, сильные, нескончаемые ветры измучили нас и караванных животных. Да и экспедиционное меню оставляло желать лучшего. Лошадей мы ещё подкармливали ячменём, но его оставалось мало, а вот верблюды вынуждены были питаться скудным кормом, главным образом полынью, прибитой морозом, который смягчил её горечь, да в редких случаях ветвями саксаула, что попадался па песчаных участках среди глинистой пустыни.

Завтра мы обязательно независимо от мороза и ветра должны обследовать месторождение целестинов в горах Коктау. О нём уже было известно и раньше. Но где точно оно расположено, мы не знали. Наша задача — найти и осмотреть месторождение, произвести небольшую съёмку местности, описать район, сделать геологические разрезы, взять образцы для анализа. Известных месторождений целестина в СССР немного.

Нашей экспедицией уже открыто и описано несколько месторождений по берегам Карабогазского залива. Прекрасный по качествам чистый целестин всё же пока нерентабелен для разработок, так как минерал этот залегает в глинах прожилками небольшой мощности.

При разработке пришлось бы разворачивать колоссальное количество пустой породы. Транспортировка отсюда также очень трудна. Сумерки спустились на залив, на берег. Некоторое время меловые горы ещё белели в надвигающейся мгле. Скоро и они растаяли. Ветер воет в ущелье. Обедаем и одновременно ужинаем. Горячий суп обильно сдабриваем мелко нарезанным репчатым луком.

Это единственный витамин в нашем рационе. Помимо лука у нас есть и чеснок. Но странное дело, в начале экспедиции мы его поедали в большом количестве, а затем к нему охладели. И научные сотрудники, и караванные рабочие явно избегали его, наши потребности в нём были полностью удовлетворены на какое-то время. Чеснок в мешке, который даже не раскрывали, ещё сколько-то дней грузили на верблюжий вьюк, но затем, когда начались серьёзные морозы, на очередной стоянке пришлось его выбросить.

А лук оставался необходимым. Интересно, что примерно такое же отношение мы испытывали и к консервам — шпротам в масле. Мы получили их на складе по наряду и были безмерно счастливы обладать таким деликатесом. И действительно, в начале работ мы с удовольствием иногда разрешали себе полакомиться вкусными рыбками. Но затем шпроты надоели. О них просто не вспоминали. Но выбросить консервы мы не решались, это казалось расточительством, и они, заколоченные в ящик, мерно колыхались на спине верблюда.

Сегодня моя очередь дежурить первую половину ночи — шесть часов. Как долго тянутся эти часы! При свете «летучей мыши» привожу в порядок полевые записи, пишу дневник и письмо в Ленинград товарищам.

Как его отправлю, с кем? Привезу его сам. Читаю отчёт лейтенанта Жеребцова. Ему наука обязана первой точной съёмкой Карабогазского залива. Его карта оказалась не похожей ни на одно из изображений, сделанных его предшественниками.

Жеребцов плавал в году. На всех берегах залива на протяжении сотен вёрст мною не было встречено ни одного человека, и, кроме горчайшей полыни и сухого бурьяна, я не сорвал ни одной травинки… Токмо соль, пески и всё убивающая жара властвуют над сими негостеприимными берегами и водами»[4].

Жеребцов не мог знать, что эти негостеприимные берега и воды окажутся богатыми полезными ископаемыми и через 80— лет на пустынных местах восточного Каспия вырастет индустриальный центр. Как медленно вращается Земля! Ночь не уходит. Иду с винтовкой на плече, проверяю лагерь. Лошади стоят понуро и вздрагивают от холода. Верблюды разбрелись в поисках корма. Ветер как будто стихает. Надолго ли? Перед выходом в путь нас предупреждали: смотрите в оба, будьте бдительны, возможны набеги басмачей, которые рыскают по пустыне.

Вот и дежурим по ночам, охраняем лагерь, стараемся объяснить каждый шорох. Оглядываем близкий чёрный горизонт. Но много ли увидишь тёмной декабрьской ночью?

Звёздное небо холодно к неуютно. Полдня работаем, разбившись на две партии. Ветра почти нет. Руки не так мёрзнут. Можно писать, наносить рельеф на карту. Результатами довольны. Когда двинулись в путь, казахи-рабочие затянули песню. Эта песня перекинулась к нам, и скоро весь караван пел бодро и радостно. По дороге я измеряю и описываю колодец. Вода зелёная, горькосолёная. За последние семь дней пути сегодня первый раз увидели людей, юрту казахов. Вышли мы к ним из пустыни.

Нас приняли как с неба свалившихся. Казахи кололи лёд, подогревали его и получали пресную воду. Наши бочки с водой промёрзли, в них образовался лёд; он разорвал обручи, днища бочек вылетели. Сегодня поили верблюдов из проруби. На коленях, вытянув шеи, точно молясь, они жадно тянули живительную влагу. С плато к заливу спускались по узкому и глубокому извилистому каньону.

Караван ушёл по верхней дороге. Идём, ведя лошадей на поводу. Впереди — узкая щель. Оглянувшись назад, удивляемся, как можно было с лошадьми пройти по этому оврагу. Стены — сплошные мергели и известняки мощностью в сотни метров. В другом месте, а не в этой пустыне они давно были бы использованы и дали бы полезной продукции на миллионы рублей.

Спустившись к заливу, мы сразу увидели рабочих треста «Карабогазсульфат». Мы попали в обжитую полосу. Первый аул — промысел Тараба, 36 юрт; по берегу — сплошь горы мирабилита, конусами упирающиеся в туманное небо. По береговым тропам караваны верблюдов несли мешки, наполненные сульфатом натрия. Из воды Карабогазского залива началась садка мирабилита — этого ценного сырья, из которого после сушки получается сульфат натрия.

Морозы способствуют выделению мирабилита из воды. Его вязкий, засасывающий слой на целый метр отложился на побережье залива. Это была первая садка в году. Следующие промыслы — Архарлы. Маленькая пристань. Рабочие собирают деревянными лопатами мирабилит. Это казахи и туркмены. У них весёлый вид, несмотря на мороз и ветер. На всех новенькие сапоги, которые спасают ноги от разъедающей соли.

К 13 часам, с трудом преодолевая каменные осыпи и обвалы на берегу, мы поднялись на террасу, на которой скромно стоит Кызылкуп — сердце южных промыслов треста. Контора, общежитие, кооператив, склады, конюшня и гараж. У берега пристань, в отдалении на воде покачивались лихтер и моторный баркас.

Кругом раскинулись посёлки туркмен и казахов.

В году в Казылкупе было всего три дома, а в году мы увидели целый городок. Местные жители часто называют Кара-Богаз Аджидарьей, то есть горьким морем. Это громадный залив, площадью превышающий самое крупное пресное озеро Европы — Ладожское. Кара-Богаз — мёртвое море.

Живое существо, попав в его мутные и горькие воды, немедленно гибнет. Мы нередко видели на берегах залива выброшенную волнами мёртвую рыбу. Недаром и пролив, соединяющий Каспий с заливом, туркмены называют Кара-Богазом — чёрной пастью. Пролив имеет длину 5,5 километра, а ширину — от метров до 2 километров. Через него много воды течёт из моря в залив. Лето здесь сухое и знойное, берега пустынные, ни одна река не течёт в залив с высокого и равнинного Устюрта. Устюрт и Мангышлак обрываются к заливу высокими, труднодоступными и крутыми стенами.

В разрезе таких берегов легко читается их геологическая история. Хорошо видны обнажённые от почвенного и растительного покрова слои зеленоватых глин, известняков с остатками обильной ракушечной фауны, мергелей, гипсов. Когда-то морс простиралось на месте Устюрта, и на дне мелового и третичного бассейна откладывались известняки, глины, мергели. В последующее время горообразовательные движения мало коснулись этой области, и морские отложения здесь большей частью лежат спокойно, горизонтально.

Только в редких местах горные породы измяты, их слои наклонены, разбиты. Карабогазский залив мелкий, летом он хорошо прогревается, а это также увеличивает испарение с его поверхности. Подсчитано, что залив ежегодно теряет слой воды до сантиметров мощности, который восстанавливается прибылью из Каспия.

Ежегодно Каспийское море отдаёт в прорву Кара-Богаза от 6 до 25 кубических километров годы в зависимости от разницы в уровнях моря и залива. Вода в нём испаряется, но соли остаются в заливе, они накапливаются здесь из года в год и теперь составляют свыше 20 процентов всего объёма воды в заливе. Соли эти, главным образом сульфат натрия, очень нужны хозяйству. На пустынном восточном берегу Каспия развивалась промышленность. И наша экспедиция была только частью большого научного коллектива, который изучал район этого нового индустриального очага.

Кызылкуп встретил нас приветливо. Жарко натопили помещение красного уголка, которое на два-три дня должно было служить нам базой. Кызылкуп, 4 декабря. Вчера легли спать раздевшись. Волна теплоты охватила замёрзшее тело. За окном опять разыгрался буран.

Ветер нёс снег комьями. Страшная вьюга. Сладко засыпалось. Сквозь сон мысль: а каково сейчас тем, кто в горах, в степи, в дороге? Кызылкуп, 5 декабря. Буран гуляет вовсю. Первая, на которой поехал Борис Александрович Фёдорович, встала вчера вечером за мысом Умчал, километрах в 25—30 от Кызылкупа. Вода в радиаторе закипела, а запасной не было: она замёрзла в бочонках и даже в личных флягах. Молодой неопытный шофёр хотел помочь делу. Рассчитывая, что снег будет таять в горячем радиаторе, водитель стал заполнять его снегом.

Однако отверстие очень скоро застыло, мёрзлым твёрдым снегом его забило, как плотной пробкой. Бешеный ветер не даёт дышать, валит верблюда с грузом на землю. Борис Александрович пешком пришёл в Кызылкуп поздней ночью. Измученный, голодный, он еле добрался до посёлка и тепла. Беда с первым автомобилем — это только начало. Второй автомобиль отъехал километров 80, показалась течь в картере, масло быстро убывало.

Шофёр повернул назад. Торопились, стараясь скорее добраться до дома. Но это не удалось. Через час окончательно застряли среди заснеженной ветреной пустыни в 40 километрах от Кызылкупа. Шофёр остался с машиной. Пассажиры кто пешком, кто на верблюдах, высланных навстречу, стали стягиваться к посёлку.

Это было тяжёлое испытание. Кызылкуп, 6 декабря. Вчера ночью все трудоспособное население посёлка длинной цепью, держась за верёвку, чтобы не потеряться в пурге, пошло искать погибающих людей, не сумевших добраться до дома от места аварии автомобилей.

Наши друзья, первую половину ночи боровшиеся за свою жизнь и еле дошедшие до посёлка, вторую часть ночи, забыв усталость, искали товарищей по несчастью. Обследовали дорогу на семь километров. Нашли, откопали человека в метрах от посёлка. В замёрзшем теле ещё теплилась жизнь. Через день он уже ходил, только прихрамывал. Пальцы правой ноги почернели. Их он потерял навсегда. На рассвете опять в поиски.

Утро открылось солнцем. Было тихо. Что такая наука возможна — в этом нет никакого сомнения. Если изучение природы дало нам основы философии, обнимающей жизнь всего мироздания, развитие живых существ на земле, законы психической жизни и развитие обществ, — то это же изучение должно дать нам естественное объяснение источников нравственного чувства. И оно должно указать нам, где лежат силы, способные поднимать нравственное чувство до все большей и большей высоты и чистоты. Если созерцание вселенной и близкое знакомство с природой могли внушить великим натуралистам и поэтам девятнадцатого века высокое вдохновение, если проникновение в глубь природы могло усиливать темп жизни в Гете , Байроне, Шелли, Лермонтове при созерцании ревущей бури, спокойной и величавой цепи гор или темного леса и его обитателей, то отчего же более глубокое проникновение в жизнь человека и его судьбу не могло бы одинаково вдохновить поэта.

Когда же поэт находит настоящее выражение для своего чувства общения с Космосом и единения со всем человечеством, он становится способен вдохновлять миллионы людей своим высоким порывом.

Он заставляет их чувствовать в самих себе лучшие силы, он будит в них желание стать еще лучшими. Он пробуждает в людях тот самый экстаз , который прежде считали достоянием религии.

В самом деле, что такое псалмы, в которых многие видят высшее выражение религиозного чувства, или же наиболее поэтические части священных книг Востока, как не попытки выразить экстаз человека при созерцании вселенной, как не пробуждение в нем чувства поэзии природы. Лучшие мыслители XVII века продолжали в том же направлении, тоже стараясь выработать системы этики, независимые от предписаний религий.

Они указывали на природные источники нравственного чувства и в своих определениях нравственных заданий они большею частью кроме Пэли стояли на той же почве точного знания. Они старались различными путями сочетать «интеллектуализм» умственность и «утилитаризм» теорию полезности Локка с «нравственным чувством» и чувством красоты Хатчесона , с «теорией ассоциации» Хартлея и с этикой чувства Шефтсбери.

Говоря о целях этики, некоторые из них говорили уже о «гармонии» между себялюбием и заботой о своих сородичах, которая приобрела такое значение в теориях нравственности в XIX веке; и они рассматривали ее в связи с хатчесоновым «желанием похвалы» и с «симпатией» Юма и Адама Смита.

Наконец, если они затруднялись найти рациональное объяснение чувству долга, они обращались к влиянию религии в первобытные времена, или же к «прирожденному чувству», или к более или менее видоизмененной теории Гоббса, который признавал законы главной причиной образования общества, считая первобытного дикаря необщительным животным.

Вот как надо стихи сдавать! Прикол в школе)))

Французские материалисты и энциклопедисты обсуждали задачу в том же направлении, несколько больше настаивая на себялюбии и стараясь согласовать два противоположных стремления человеческой природы — узколичное и общительное. Общественная жизнь, доказывали они, неизбежно способствует развитию лучших сторон человеческой природы. Руссо , со своей рациональной религией, был связующим звеном между материалистами и верующими, и, смело подходя к социальным вопросам той эпохи, он имел гораздо больше влияния, чем другие.

С другой стороны, даже крайние идеалисты, как Декарт и его последователь пантеист Спиноза , и даже одно время « трансцендентальный » идеалист Кант не вполне верили происхождению нравственных начал через откровение.

Они пытались поэтому дать этике более широкую основу, не отказываясь, однако, от сверхчеловеческого происхождения нравственного закона.

Реакция на результаты ЕГЭ 2022 по русскому языку

То же стремление найти реальную основу нравственности проявляется с еще большей силой в XIX веке, когда ряд продуманных систем этики был выработан на основе себялюбия эгоизма или же на «любви к человечеству» Огюст Конт , Литтрэ.

От них также берет начало целая группа производных систем, так что почти все выдающиеся современные работники по психологии, теории развития и антропологии обогатили литературу по этике более или менее самостоятельными исследованиями высокого достоинства. Наконец, нужно также упомянуть о возникновении множества этических обществ для широкой пропаганды учений о нравственности, основанных не на религии.

И одновременно с этим громадное движение, экономическое по существу, но в сущности глубоко этическое, началось в первой половине XIX века под названием фурьеризма, оуэнизма, сен-симонизма и несколько позднее — интернационального социализма и анархизма.

Это движение, все более и более разрастающееся, стремится при участии рабочих всех стран не только пересмотреть коренные основы всех нравственных понятий, но и перестроить жизнь так, чтобы в ней могла развернуться новая страница нравственных понятий в человечестве. Казалось бы, что ввиду стольких рационалистических систем этики, выработанных за последние два столетия, нельзя внести в эту область ничего такого, что не было бы повторением уже сказанного или попыткой сочетания различных частей ранее выработанных систем.

Но уже то, что из главных систем, предложенных в XIX веке, — позитивизм Конта , теория полезности утилитаризм Бентама и Милля и альтруистический эволюционизм , т. Если взять одни только три последние теории, мы видим, что Спенсер , к сожалению, не использовал все данные, которые находятся в замечательном очерке этики Дарвина , в его «Происхождении человека», тогда как Гюйо ввел в исследование нравственных побуждений такой в высшей степени важный элемент, как.

Тот самый факт, что каждая новая система могла внести новый и важный элемент, уже доказывает, что наука о нравственных побуждениях далеко еще не сложилась.

В сущности, можно даже сказать, что этого никогда не будет, так как новые стремления и новые силы, созданные новыми условиями жизни, всегда придется принимать в соображение по мере дальнейшего развития человечества.

Между тем, несомненно, что ни одна из этических систем, созданных в XIX веке, не смогла удовлетворить даже образованную часть цивилизованных народов.

Не говоря уже о многочисленных философских работах, в которых несостоятельность современной этики ясно выражена [18] , лучшим доказательством служит тот определенный возврат к идеализму, который мы наблюдаем в конце XIX века. Отсутствие поэтического вдохновения в позитивизме Литтрэ и Герберта Спенсера и их неспособность дать удовлетворительный ответ на великие вопросы современной жизни; узость некоторых взглядов, которою отличается главный философ теории развития Спенсер ; мало того, тот факт, что позднейшие позитивисты отвергают гуманитарные теории французских энциклопедистов XVIII века, — все это способствовало сильной реакции в пользу какого-то нового, мистически религиозного идеализма.

Начавшись возражением против некоторых ошибок естественнонаучной философии, критика скоро обратилась и против положительного знания вообще. Стали торжественно провозглашать «банкротство науки». Между тем людям науки известно, что всякая точная наука всегда идет от одного «приближения» к другому, т. Но эту простую истину совершенно не желают знать «верующие» и вообще любители мистики.

Узнав, что в первом приближении открываются неточности, они спешат заявить о «банкротстве науки» вообще. Между тем людям науки известно, что самые точные науки, как, например, астрономия, идут именно этим путем постепенных приближений. Узнать, что все планеты ходят вокруг солнца, было великим открытием, и первым «приближением» было предположить, что они описывают круги вокруг солнца.

Потом найдено было, что они ходят. За ним пришло «третье приближение», когда мы узнали, что все планеты вращаются по волнистым линиям, постоянно уклоняясь в ту или другую сторону от эллипса и никогда не проходя в точности по тому же пути; и наконец, теперь, когда мы знаем, что солнце не неподвижно, а само несется в пространстве, астрономы стараются определить характер и положение спиралей, по которым несутся планеты, постоянно описывая слегка волнистые эллипсы вокруг солнца.

Те самые переходы от одного приблизительного решения задач к следующему, более точному, совершаются во всех науках. Так, например, естественные науки пересматривают теперь «первые приближения», касающиеся жизни, психической деятельности, развития растительных и животных форм, строений вещества и т. Эти приближения необходимо пересмотреть, чтобы достичь следующего «приближения», т. И вот этим пересмотром малознающие люди пользуются, чтобы уверить других, еще менее знающих, что наука вообще оказалась несостоятельной в своей попытке объяснить великие вопросы мироздания.

В настоящее время очень многие стремятся заменить науку «интуицией», т. Вернувшись сперва к Канту , а потом к Шеллингу и даже к Лотце, множество писателей проповедуют теперь « индетерминизм », «спиритуализм», « априоризм », «личный идеализм», «интуицию» и т. Но и этого оказалось недостаточно.

В моде теперь мистицизм св. Бернарда и неоплатоников. Является особое требование на «символизм», на «неуловимое», «недостижимое пониманию». Воскресили даже веру в средневекового сатану [19]. Правда, что ни одно из этих новых течений не достигло широкого и глубокого влияния, но надо сознаться, что общественное мнение колеблется между двумя крайностями: безнадежным стремлением вернуться к темным средневековым верованиям со всеми их суевериями, идолопоклонством и даже верой в колдовство, а с другой стороны, воспеванием «аморализма» безнравственности и преклонением перед «высшими натурами», ныне называемыми «сверх-человеками», или «высшими индивидуализациями» высшими выражениями личности , которые Европа переживала уже однажды, во времена байронизма и романтики.

А потому особенно необходимо рассмотреть теперь, основательно ли в самом деле сомнение насчет авторитетности науки в. Слабый успех этических систем, развившихся в течение последних ста лет, показывает, что человек не может удовлетвориться одним только естественнонаучным объяснением происхождения нравственного чувства. Он требует оправдания этого чувства.

В вопросах нравственности люди не хотят ограничиться объяснением источников нравственного чувства и указанием, как такие-то причины содействовали его росту и утончению. Этим можно довольствоваться при изучении истории развития какого-нибудь цветка. Но здесь этого недостаточно. Люди хотят найти основание, чтобы понять само нравственное чувство. Куда оно ведет нас? К желательным последствиям или же, как утверждают некоторые, к ослаблению силы и творчества человеческого рода и в конце концов к его вырождению.

Если борьба за существование и истребление физически слабых — закон природы и если без этого невозможен прогресс, то не будет ли мирное «промышленное состояние», обещанное нам Кантом и Спенсером , началом вырождения человеческого рода, как это утверждает с такой силой Ницше. А если такой исход нежелателен, то не должны ли мы в самом деле заняться переоценкой тех нравственных «ценностей», которые стремятся ослабить борьбу или по крайней мере сделать ее менее болезненной.

Но эта цель или цели, как бы идеальны они ни были и как бы далеки мы ни были от их осуществления, должны все-таки принадлежать к миру реальному. Целью нравственности не может быть нечто « трансцендентальное », т. Нравственное удовлетворение мы должны найти в жизни , а не в каком-то внежизненном состоянии. Когда Дарвин выступил со своей теорией о «борьбе за существование» и представил эту борьбу как главный двигатель прогрессивного развития, он снова поднял этим самым старый вопрос о нравственном или безнравственном лике природы.

Происхождение понятий о добре и зле, занимавшее умы со времен Зенд-Авесты, снова стало предметом обсуждения — с новой энергией и с большей глубиною, чем когда-либо. Природу дарвинисты представляли как громадное поле битвы, на котором видно одно истребление слабых сильными и наиболее ловкими, наиболее хитрыми. Выходило, что от природы человек мог научиться только злу.

Он, конечно, не может отрицать, что у человека есть высшее представление о «добре» и что вера в постепенное торжество добра над злом глубоко внедрена в человеческую природу. Но раз оно так, он обязан объяснить, откуда взялось это представление о добре? Откуда эта вера в прогресс?

Он не может убаюкивать себя эпикурейскою верою, которую поэт Теннисон выразил словами: «Каким-то образом добро будет конечным исходом зла». Он должен по крайней мере сказать, как он объясняет себе это противоречие. Если ученый признает, что «единственный урок, который человек может почерпнуть из природы, — это урок зла», то он вынужден будет признать существование какого-то другого влияния, стоящего вне природы, сверхприродного, которое внушает человеку понятие о «верховном добре» и ведет развитие человечества к высшей цели.

И таким образом он сведет на нет свою попытку объяснить развитие человечества действием одних природных сил [20]. В действительности положение теории развития вовсе не так шатко и она вовсе не ведет к таким противоречиям, в какие впал Гексли , потому что изучение природы отнюдь не подтверждает вышеприведенного пессимистического представления о ее жизни, как это указал уже сам Дарвин во втором своем сочинении « Происхождение человека». Представление Теннисона и Гексли не полно, оно односторонне и, следовательно, ложно; и оно тем более ненаучно , что Дарвин сам указал на другую сторону жизни природы в особой главе только что названной книги.

В самой природе, писал он, мы видим рядом со взаимною борьбою другой разряд фактов, имеющих совершенно другой смысл: это факт взаимной поддержки внутри самого вида; и эти факты даже важнее первых , потому что они необходимы для сохранения вида и его процветания.

Эту в высшей степени важную мысль, на которую большинство дарвинистов отказывается обратить внимание и которую Альфред Рэссель Уоллес даже отрицает, я постарался развить и подтвердил массою фактов в ряде статей, где я показал громаднейшее значение Взаимопомощи для.

Нисколько не стараясь умалить то, что громадное множество животных питается видами, принадлежащими к другим отделам животного мира, или же более мелкими видами того же отдела, я указывал на то, что борьба в природе большею частью ограничена борьбою между различными видами; но что внутри каждого вида , а очень часто и внутри групп, составленных из различных видов, живущих сообща, взаимная помощь есть общее правило.

А потому общительная сторона животной жизни играет гораздо бульшую роль в жизни природы, чем взаимное истребление. Она также гораздо более распространена. Действительно, число общительных видов среди жвачных, большинства грызунов, многих птиц, пчел, муравьев и т. Кроме того, почти все хищные звери и птицы, а особенно те из них, которые не вырождаются в силу быстрого истребления человеком или других причин, тоже практикуют в некоторой мере взаимную помощь. Взаимопомощь — преобладающий факт природы.

Но если взаимопомощь так распространена, то произошло это потому, что она дает такие преимущества видам животных, практикующим ее, что совершенно изменяет соотношение сил не в пользу хищников.

Она представляет лучшее оружие в великой борьбе за существование, которая постоянно ведется животными против климата, наводнений, бурь, буранов, мороза и т.

Взятая в целом, природа ни в каком случае не является подтверждением торжества физической силы, скорого бега, хитрости и других особенностей, полезных в борьбе. В природе мы видим, наоборот, множество видов безусловно слабых, не имеющих ни брони, ни крепкого клюва или пасти для защиты от врагов, и во всяком случае вовсе не воинственных; и тем не менее они лучше других преуспевают в борьбе за существование и благодаря свойственной им общительности и взаимной защите они даже вытесняют соперников и врагов, несравненно лучше их вооруженных.

Таковы муравьи, пчелы, голуби, утки, суслики и другие грызуны, козы, олени и так далее. Наконец, можно считать вполне доказанным, что тогда как борьба за существование одинаково ведет к развитию как прогрессивному, так и регрессивному, т. В прогрессивной эволюции животного мира, в развитии долголетия, ума и того, что мы в цепи живых существ называем высшим типом,. Этого моего утверждения до сих пор не опроверг ни один биолог [22].

Являясь, таким образом, необходимым для сохранения, процветания и прогрессивного развития каждого вида , инстинкт взаимопомощи стал тем, что Дарвин назвал постоянно присущим инстинктом a permanent instinct , который всегда в действии у всех общительных животных, в том числе, конечно, и у человека. Проявившись уже в самом начале развития животного мира, этот инстинкт, без сомнения, так же глубоко заложен во всех животных, низших и высших, как и материнский инстинкт, быть может, даже глубже, так как он присущ даже и таким животным, как слизняк, некоторым насекомым и большей части рыб, у которых едва ли есть какой-либо материнский инстинкт.

Дарвин поэтому был совершенно прав, утверждая, что инстинкт «взаимной симпатии» более непрерывно проявляется у общительных животных, чем чисто эгоистический инстинкт личного самосохранения. Он видел в нем, как известно, зачатки нравственной совести, что, к сожалению, слишком часто забывают дарвинисты.

Но и это еще не все, в этом же инстинкте лежит зачаток тех чувств благорасположения и частного отождествления особи со своею группою, которые составляют исходную точку всех высоких этических чувств. На этой основе развилось более высокое чувство справедливости или равноправия, равенства, а затем и то, что принято называть самопожертвованием.

Когда мы видим, что десятки тысяч различных водных птиц прилетают большими стаями с далекого юга, чтобы гнездиться на склонах «птичьих гор», на берегу Ледовитого океана, и живут здесь, не ссорясь между собою из-за лучших мест, что стаи великанов мирно живут друг возле друга на берегу моря, причем каждая стая держится своей части моря для ловли рыбы, что тысячи видов птиц и млекопитающих тем или другим образом доходят до какого-то соглашения насчет своих районов пропитания, своих мест для гнездования, своих мест для ночлега, своих охотничьих областей, не воюя между собой, когда мы видим, наконец, что молоденькая птица, утащившая несколько соломинок или веток из чужого гнезда, подвергается за это нападению своих сородичей, мы улавливаем уже в жизни общественных животных начало и даже развитие чувства равноправности и справедливости.

И, наконец, подвигаясь в каждом классе животных к высшим представителям этих классов муравьям, — осам и пчелам у насекомых; журавлям и попугаям среди птиц; высшим жвачным, обезьянам и, наконец, человеку среди млекопитающих , мы находим, что отождествление особи с интересами своей группы, а иногда даже и самопожертвование ради группы растут по мере того, как мы переходим от низших представителей каждого класса к высшим, в чем, конечно, нельзя не видеть указания на естественное.

Таким образом оказывается, что природа не только не дает нам урока аморализма, т. Они — не что иное, как отражение в рассуждениях человека того, что он видел в жизни животных; причем во время дальнейшей жизни обществами и вследствие такой жизни названные впечатления складывались в общее понятие о Добре и Зле. И нужно заметить, что здесь мы имеем в виду вовсе не личные суждения исключительных людей, а суждения большинства.

Эти суждения уже содержат основные начала справедливости и взаимного сочувствия, у кого бы из чувствующих существ они ни встречались, точно так же как понятия о механике, выведенные из наблюдений на поверхности земли, приложимы к веществу в межзвездных пространствах. То же самое следует признать относительно дальнейшего развития человеческого характера и людских учреждений.

Развитие человека совершалось в той же среде природы и получало от нее то же направление, причем самые учреждения взаимной помощи и поддержки, сложившиеся в человеческих обществах, все более и более показывали человеку, какой силой он был им обязан.

В такой общественной среде все более и более вырабатывался нравственный облик человека. На основании новейших исследований в области истории мы можем теперь представить историю человечества с точки зрения развития этического элемента как развитие присущей человеку потребности организовать свою жизнь на началах взаимной поддержки сперва в родовом быте, потом в сельской общине и в республиках вольных городов; причем эти формы общественного строя, несмотря на регрессивные промежутки, сами становились источниками дальнейшего прогресса.

Конечно, мы должны отказаться от мысли изложить историю человечества в виде непрерывной цепи развития, идущего со времени каменного века вплоть до настоящего времени. Развитие человеческих обществ не было непрерывно. Оно несколько раз начиналось сызнова — в Индии, Египте, Месопотамии, Греции, Скандинавии и Западной Европе, — каждый раз исходя от первобытного «рода» и затем сельской общины. Но если рассматривать каждую из этих линий развития, мы, конечно, видим в каждой из них, особенно в развитии Западной Европы со времени падения Римской империи, постоянное расширение понятий о взаимной поддержке и взаимной защите от рода к племени, нации и, наконец, международному союзу наций.

С другой стороны, несмотря на временные отступательные движения, проявлявшиеся даже у наиболее образованных наций, мы видим — по крайней мере среди представителей передовой мысли у образованных народов и в. То самое, что на регрессивные, т. А по мере того, как средства удовлетворения потребностей всех жителей увеличиваются в образованных обществах и таким образом расчищается путь для более высокого понятия о справедливости по отношению ко всем, этические требования необходимо становятся все более и более утонченными.

Итак, стоя на точке зрения научной реалистической этики, человек может не только верить в нравственный прогресс, но и обосновать эту веру научно, несмотря на все получаемые им пессимистические уроки; он видит, что вера в прогресс, хотя в начале она была только простым предположением, гипотезой во всякой науке догадка предшествует научному открытию , тем не менее она была совершенно верна и подтверждается теперь научным знанием. Что мешает прогрессу нравственности.

Если эмпирические философы, основываясь на естествознании, до сих пор не доказали существования постоянного прогресса нравственных понятий который можно назвать основным началом эволюции , то виновны в этом в значительной мере философы спекулятивные, т. Они так упорно отрицали эмпирическое, естественное происхождение нравственного чувства, они так изощрялись в тонких умозаключениях, чтобы приписать нравственному чувству сверхприродное происхождение, и они так много распространялись о «предназначении человека», о том, «зачем мы существуем», о «целях Природы и Творения», что неизбежна была реакция против мифологических и метафизических понятий, сложившихся вокруг этого вопроса.

Вместе с этим современные эволюционисты, доказав существование в животном мире упорной борьбы за жизнь между различными видами, не могли допустить, чтобы такое грубое явление, которое влечет за собою столько страдания среди чувствующих существ, было выражением Высшего.

Только теперь, когда постепенное развитие видов, а также разных рас человека, человеческих учреждений и самих этических начал начинает рассматриваться как результат естественного развития, только теперь стало возможным изучать, не впадая в сверхприродную философию, различные виды , участвовавшие в этом развитии, в том числе и значение взаимной поддержки и растущего взаимного сочувствия как природной нравственной силы.

Но раз это так, мы достигаем момента высокой важности для философии. Мы вправе заключить, что урок, получаемый человеком из изучений природы и из своей собственной, правильно понятой истории, — это постоянное присутствие двоякого стремления: с одной стороны, к общительности , а с другой — к вытекающей из нее большей интенсивности жизни, а следовательно, и большего счастья для личности и более быстрого ее прогресса: физического, умственного и нравственного.

Такое двойственное стремление — отличительная черта жизни вообще. Она всегда присуща ей и составляет одно из основных свойств жизни один из ее атрибутов , какой бы вид ни принимала жизнь на нашей планете или где бы то ни было. И в этом мы имеем не метафизическое утверждение о «всемирности нравственного закона» и не простое предположение. Без постоянного усиления общительности и, следовательно, интенсивности жизни и разнообразия ее ощущений жизнь невозможна.

В этом ее сущность. Если этого нет, жизнь идет на убыль — к разложению, к прекращению. Это можно признать доказанным законом природы. Выходит поэтому, что наука не только не подрывает основ этики, но, наоборот, она дает конкретное вещественное содержание туманным метафизическим утверждениям, делаемым трансцендентальной , т.

И по мере того, как наука глубже проникает в жизнь природы, она придает эволюционистской этике — этике развития — философскую несомненность там, где трансцендентальный мыслитель мог опираться лишь на туманные догадки. Еще менее имеется основания в часто повторяемом упреке мышлению, основанному на изучении природы. Такое мышление, говорят нам, может привести нас только к познанию какой-нибудь холодной математической истины; но такие истины имеют мало влияния на наши поступки. В лучшем случае изучение природы может внушить нам любовь к истине; но вдохновение для таких высших стремлений emotions , как, например, «бесконечная благость» infinite goodness , может быть дано только религией.

Нетрудно доказать, что такое утверждение ни на чем не основано и потому совершенно ложно. Любовь к истине уже составляет добрую половину — лучшую половину — всякого нравственного учения. Умные религиозные люди вполне это понимают. Что же касается понятия о «добре» и стремления к нему, то «истина», только что упомянутая, т.

Гете , с проницательностью своего пантеистического гения, сразу понял все ее философское значение, когда услыхал от зоолога Эккермана первый намек на нее [23]. По мере того, как мы ближе знакомимся с первобытным человеком, мы все более и более убеждаемся, что из жизни животных, с которыми он жил в тесном общении, он получал первые уроки смелой защиты сородичей, самопожертвования на пользу своей группы, безграничной родительской любви и пользы общительности вообще.

Понятия о «добродетели» и «пороке» — понятия зоологические, а не только человеческие. Кроме того, едва ли нужно настаивать на влиянии идей и идеалов на нравственные понятия, равно как и на обратном влиянии нравственных понятий на умственный облик каждой эпохи.

Умственный склад и умственное развитие данного общества могут принимать по временам совершенно ложное направление под влиянием всяких внешних обстоятельств: жажды обогащения, войн и т. Но и в том и в другом случае умственность данной эпохи всегда глубоко влияет на склад нравственных понятий общества.

То же самое верно и относительно отдельных личностей. Нет сомнения, что мысли — идеи — представляют силы , как это высказал Фуллье; и они являются этическими, нравственными силами, когда они верны и достаточно широки, чтобы выразить истинную жизнь природы во всей ее совокупности, а не одну только ее сторону.

Вследствие этого первым шагом для выработки нравственности, способной оказать длительное влияние на общество, является обоснование ее на твердо установленных истинах. Действительно, одно из главных препятствий для выработки полной системы этики, соответствующей современным требованиям, представляет то, что наука об обществе еще находится в детском периоде.

Социология только закончила накопление материалов и только начинает их исследование с целью определить вероятное направление дальнейшего развития человечества. Но здесь она все время еще встречается с массой укоренившихся предрассудков. Главное требование, которое теперь ставится этике, это постараться найти в философском изучении предмета то, что есть общего между двумя рядами противоположных чувств, существующих.

Одни из этих чувств влекут человека к тому, чтобы подчинять себе других ради своих личных целей, тогда как другие чувства влекут его объединяться с другими, чтобы совместными усилиями достигать известных целей. Первые отвечают одной основной потребности человека — потребности борьбы, тогда как вторые отвечают другой, тоже основной потребности: желанию единения и взаимного сочувствия. Эти две группы чувств, конечно, должны бороться между собою, но найти синтез их в какой-нибудь форме безусловно необходимо.

Тем более необходимо, что современный человек, не имея определенных убеждений, чтобы разобраться в этом столкновении, теряет свою действенную силу. Он не может допустить, чтобы борьба за обладание, ведущаяся на ножах между отдельными людьми и нациями, была бы последним словом науки, и в то же время он не верит в разрешение вопроса проповедью братства и самоотречения, которую вело столько веков христианство, никогда не будучи в состоянии достигнуть ни братства народов и людей, ни даже взаимной терпимости различных христианских учений.

Что же касается учения коммунистов, то громадное большинство людей по той же причине не верит в коммунизм. Таким образом, главной задачей этики является теперь — помочь человеку найти разрешение этого основного противоречия. С этой целью нам предстоит прежде всего тщательно изучить средства, к которым прибегали люди в разные времена, чтобы из суммы усилий отдельных личностей получить наибольшее благосостояние для всех и вместе с тем не парализовать личной энергии. Мы должны также изучить стремления, проявляющиеся теперь в том же направлении, как в виде делающихся уже робких попыток, так и скрытых еще возможностей, заложенных в современном обществе, чтобы дойти до нужного синтеза.

А так как никакое новое движение не совершалось без пробуждения некоторого энтузиазма, необходимого для того, чтобы преодолеть косность умов, то основной задачей новой этики должно быть внушение человеку идеалов, способных пробудить энтузиазм, — и дать людям силы для проведения в жизнь того, что сможет объединить личную энергию с работой на благо всем.

Потребность реального идеала приводит нас к рассмотрению главного возражения, выставляемого против всех систем нерелигиозной этики. В них нет, говорят нам, нужного авторитета, их заключения не могут пробудить чувства долга, обязательности. Совершенно верно, что эмпирическая этика никогда не предъявляла притязаний на такую обязательность, какую требуют, например, десять заповедей Моисея Правда, что Кант , выставив « категорическим императивом » всякой нравственности правило: «поступай так, чтобы побуждение твоей воли могло послужить принципом всемирного законодательства», доказывал, что это правило не нуждается ни в каком высшем подтверждении, чтобы быть признанным, всемирно обязательным.

Оно представляет, говорил. Он не доказал , почему человек обязан подчиняться его «велению», его императиву , причем любопытно то, что из самих рассуждений Канта выходит, что единственное основание, почему его «веление» может претендовать на всеобщее признание, состоит в его общественной полезности. А между тем некоторые из лучших страниц Канта именно те, где он доказывает, что ни в каком случае соображения о полезности не должны считаться основой нравственности. В сущности, он написал прекрасное восхваление чувства долга, но он не нашел для этого чувства никакого другого основания, кроме внутренней совести человека и его желания сохранить гармонию между его умственными понятиями и его действиями [24].

Эмпирическая нравственность, конечно, не стремится противопоставить что-нибудь религиозному повелению, выражаемому словами: «Я твой Бог», но глубокое противоречие, продолжающее существовать в жизни между учениями христианства и действительной жизнью обществ, называющих себя христианскими, лишает вышеупомянутый упрек силы.

Притом нужно также сказать, что эмпирическая нравственность не совсем лишена некоторой условной обязательности. Различные чувства и поступки, называемые со времен Огюста Конта «альтруистическими», легко могут быть подразделены на два разряда. Есть поступки безусловно необходимые, раз мы желаем жить в обществе Но наряду с такими поступками есть и другие поступки, нисколько не имеющие характера взаимности. Тот, кто совершает такие поступки, дает свои силы, свою энергию, свой энтузиазм, ничего не ожидая в ответ, не ожидая никакой оплаты; и хотя именно эти поступки служат главными двигателями нравственного совершенствования, считать их обязательными невозможно.

Между тем эти оба рода поступков постоянно смешивают писатели о нравственности, и вследствие этого в вопросах этики мы находим так много противоречий.

Между тем от этой путаницы легко избавиться. Прежде всего ясно, что задачи этики лучше не смешивать с задачами законодательства. Учение о нравственности даже не решает вопроса, нужно ли законодательство или нет. Нравственность стоит выше этого.

В сущности, задачи этики состоят не в том, чтобы настаивать на недостатках человека и упрекать его за его «грехи»; она должна действовать в положительном направлении, взывая к лучшим инстинктам человека. Она определяет и поясняет немногие основные начала, без которых ни животные, ни люди не могли бы жить обществами.

Но затем она взывает к чему-то высшему: к любви, к мужеству, к братству, к самоуважению, к жизни, согласной с идеалом. Наконец, она говорит человеку, что, если он желает жить жизнью, в которой все его силы найдут полное проявление, он должен раз навсегда отказаться от мысли, что возможно жить, не считаясь с потребностями и желаниями других.

Только тогда, когда установлена некоторая гармония между личностью и всеми другими вокруг нее, возможно бывает приближение к такой жизни, говорит этика, и она прибавляет: «Взгляните на природу.

Изучите прошлое человеческого рода. Они докажут вам, что это правда». Затем, когда человек, по какой-нибудь причине, колеблется, как ему поступить в каком-нибудь случае, этика приходит ему на помощь и указывает ему, как он сам желал бы, чтобы с ним поступили в подобном случае [25].

Впрочем, даже в таком случае этика не указывает строгой линии поведения, потому что человек сам должен взвесить цену различных представляющихся ему доводов. Тому, кто не в состоянии вынести никакой неудачи, бесполезно советовать рискнуть, точно так же бесполезно советовать юноше, полному энергии, осторожность пожилого человека.

Он ответит на это теми глубоко верными, прекрасными словами, какими Эгмонт отвечает старому графу Оливье в драме Гете. И он будет прав. Куда мы несемся? Кто знает? Помним ли мы даже, откуда мы идем? И все-таки главную цель этики составляет не советование каждому порознь. Ее цель скорее поставить перед людьми, как целым, высшую цель — идеал, который лучше всякого совета вел бы их инстинктивно к действию в должном направлении.

Подобно тому как цель воспитания ума состоит в том, чтобы мы привыкли делать множество верных умозаключений почти бессознательно, точно так же цель этики — создать в обществе такую атмосферу, чтобы. Такова конечная цель нравственности.

Но чтобы достигнуть ее, мы должны освободить наши учения о нравственности от их внутренних противоречий. Нравственность, например, проповедующая «благодеяние» из сострадания и жалости, содержит мертвящее противоречие. Она начинает с утверждения справедливости по отношению ко всем, т. А вслед за тем она спешит прибавить, что к этому стремиться нечего. Первое — недостижимо А что касается до братства, составляющего первооснову всех религий, то его не следует понимать в буквальном смысле: это было только поэтическое выражение энтузиастов-проповедников.

Но когда неравенство в жизни людей становится слишком кричащим и сумма производимых богатств делится так неравномерно, что большинство людей должно жить в самой ужасной нищете, тогда делиться с бедным тем, «чем можно поделиться», не лишаясь своего привилегированного положения, становится священной обязанностью. Такая нравственность может, конечно, продержаться некоторое время или даже долгое время, если ее поддерживает религия, в толковании господствующей церкви.

Но как только человек начинает относиться к религии критически и ищет убеждений, подтвержденных разумом, вместо слепого повиновения и страха, такое внутреннее противоречие уже не может долго продолжаться. С ним предстоит расстаться — чем скорее, тем лучше; внутреннее противоречие — смертный приговор для всякой этики и червь, подтачивающий энергию человека. Одно основное условие должно быть выполнено всякой современной теорией нравственности.

Она не должна сковывать самодеятельность личности даже ради такой высокой цели, как благо общества или вида. Вундт в прекрасном обзоре этических систем заметил, что, начиная с «периода просвещения» в середине XVIII века, почти все системы этики становятся индивидуалистичными.

Но это замечание верно лишь до известной степени, так как права личности утверждались с особой энергией лишь в одной области — в области экономической. Но и здесь личная свобода оставалась и в практике и в теории более кажущейся, чем действительной.

Что же касается других областей — политической, умственной, художественной, то можно сказать, что по мере того, как экономический индивидуализм утверждался все с большей.

Даже большинство крайних реформаторов нынешнего времени в своих предвидениях будущего строя принимает за неоспоримую предпосылку еще большее поглощение личности обществом, чем теперь. Такое стремление, конечно, вызвало протест, выраженный Годвином в начале XIX века и Спенсером во второй половине этого столетия, и привело Ницше к утверждению, что всякую нравственность лучше выбросить за борт, если она не может найти другой основы, кроме принесения личности в жертву интересам человеческого рода.

Эта критика ходячих учений о нравственности представляет, быть может, самую характерную черту нашего времени, тем более что главным его двигателем является не столько узколичное стремление к экономической независимости как это было в XVIII веке у всех защитников прав личности, кроме Годвина , сколько страстное желание личной независимости, чтобы выработать новый, лучший строй общества , где благосостояние для всех стало бы основой для полного развития личности [27].

Недостаточное развитие личности ведущее к стадности и недостаток личной творческой силы и почина бесспорно составляют один из главных недостатков нашего времени. Но отражались в них события по-разному. Больше от Норвегии и Дании, а чем дальше к востоку, тем меньше и более выборочно. Насчет того, что уж образование норманнского государства на Востоке должно быть описано в сагах — это для Вас важно, а для сказителей были важнее другие события, вовсе не деяния тех, кто не вернулся из походов, а осел там.

Не припомню такого. А если бы это и было, то что из этого вытекает? Тут же Вы принимаете мое утверждение, что этногенез не имеет необходимой связи с происхождением этнонима.

Что у скандинавов были одни боги, а у славян — другие, я не отрицаю. Я лишь говорю, что установить параллели одних другим очень легко Перун — Тор и что их функции были в известной мере ограничены территорией. Отношение к первобытным богам было в большой мере потребительским, а многобожие делало подключение новых богов более простым делом по сравнению с переходом от одного единобожия к другому. Тут повторение возражений по вопросу 4. Уже отвечено. Что ремесленники не строили каменных крепостей — это Вы загнули.

Дружинники, что ли, таскали камни? Повелевал возвести крепость князь, ремесленники-архитекторы создавали план и отвечали за стройку, ремесленники-каменотесы давали стройматериал, а таскали камни работяги из низов. Дружинники отвечали за то, чтобы все повиновались князю и чтобы враги не напали. Ваши уточнения, кто как называл Новгород, принимаю.

Что во всех присутствует слово «город», неверно: в арабском названии этого нет. Но в большинстве в европейских есть. И что из этого следует? Ясно, что все греки и скандинавы воспринимали этот город как центр в стране славян, в Гардарики. Поэтому для всех он был гард. Отвечаю также Владимиру Пепелову, представившему свой отдельный список возражений в нескольких комментах.

На то, что ruotsi — якобы сугубо современное финское слово, не древнее, уже ответил М. На то, что Русь, а не ruotsi, это уже старое возражение, есть большая литература. Что в переходе от ruotsi к Руси не объяснимо выпадение t, тоже уже давно дано объяснение аналогично с переходом от вепсов к Веси. Связь с термином «рыть» — оставлю без объяснений. Что склоняемость говорит о славянском происхождении — ответил М. Котовский, хотя можно было и вообще не отвечать. А склоняемость слов «картофель», «помидор», «томат» и «шоколад» говорит об их славянском происхождении?

Тут не только склоняемость, но и словообразование с суффиксами: картошка, помидорчик, томатный, шоколадница…. Почему финны не стали называть нас Руси, а использовали другое слово?

Vene , карельск. Venea и т. Неужели не ясно? О системе имен, аналогичных имени Русь. Помещаются Ruzzi у него рядом с хазарами следом за ними и вполне возможно это те же, кого имели в виду Бертинское анналы в году, то есть каганат Рос, чьи послы оказались скандинавами. Откуда появилось «ю» в имени Рюрика, когда его в скандинавских языках не было. Отвечено М.

Кажется, все возражения. Лев Самуилович, да именно Кукушкин 1. Никаких логических объяснений по Олегу не было представлено. Того быть не может, чтобы переходных форм не сохранилось, так или иначе в славянском и русском именослове, помимо Олега, должны были сохраниться и Хелги, и Хольги, и Хельг, и Хольг, и Хельга, и Хольга и прочие производные формы оригинального заимствованного имени Helgi.

Оригинальные Евдокия, Георгий и их производные сохранились, а именно Олег с Ольгой как-то не сложилось? Это какая-то фантастика. Хм, ну как бы есть, это напичано в ПВЛ. Свеи зовутся свеями, англы — англами, норманны — норманнами, а русь — русью и нигде в ПВЛ не сказано что свеи это русь, а русь — это свеи и нигде под русью не пишется свеи, и там где свеи не пишется русь. Я очень прошу указать то место в ПВЛ где это указано.

Варяги же так же чётко определены между на востоке землями Сима и на западе англами и волохами, а это южный берег балтики, а это к вопросу 2б.

Ну как бы выше всё сказано. На западе варягами вэрингами или как там называют тех, кто находится на службе на востоке, понятие варяг не имеет этнической принадлежности, как и викинги, которые зовутся просто пиратами или разбойниками.

При этом, говоря, что шведы — это русь, вас не шибко заботит, что никто на Западе свеев не называл русью, тем более что и сами шведы нигде и никогда такого не упоминали, да и в русских летописях свеи — всегда свеи, а русь — всегда русь и нигде одно не подменяется другим.

На западе очень многие начинают приемлить христианскую веру, тем более если она насаждается мечом. Заселение Исландии началось в 9-ом веке, поэтому как бы большинство саг уже давно сложено, в Исландии они в основном только уже записывались. Выбоность же имеет вполне определённый характер — события связанные непосредственно с норманнами, в том числе и торговые поездки в Гардарики, по мимо всяких военных походов. Сомневаюсь, что указание в саге о том, какого и сколько меха купить в Хольмгарде, важнее того, что какой-то норманский конунг образовал там государство.

Тем более, что не многие варяги предпочитали где-то оседать. Пришли, заработали, ушли на Родину, а там молва разнесла и новые саги родила. Сколько апосля варягов приглашали на работу, и ничего уходили обратно, так появляются в сагах Ярицлейвы, Вальдимары, Сфендославы, Аллогии и пр. Я согласен с тем, что профессиональная деятельность кого-либо не является его этническим маркером.

Гребцы — это не только норманны, но и любой другой работающий веслом. Есть ли какой-либо пример, чтобы название работы гребца, чтеца, писателя и пр. Первый раз слышу, чтобы функции Перуна, или Тора, или Одина, или Зевса, да кого угодно ограничивались только какой-то определённой территорией. Религия — это культурный маркер народов, народ теряет свою культуру, подменяя её чужой, только в результате ассимиляции.

Поэтому и Олег и Игорь либо мгновенно ассимилировавшиеся норманны, либо изначально славяне. Ну так вы сейчас сами и показали, что чисто горстка ремесленников не способны соорудить каменную крепость, а тем более на месте финно-угорского острога, который был до этого я так понимаю военным путём сожжён. Для этого нужны и дружина, и князь, и ремесленники, и строители и т. Я имею ввиду, что гард — это заимствование, то есть если бы не было в названии -город, то и звать его гардом никто бы не стал.

Либо Хольмгард — это изначально славянское название город на холме, что как бы более вероятно, да ас-Славия у арабов и район Холм в славянском конце.

Есть над чем задуматься. Vene, карельск. Нет не ясно, если ruotsi финское слово, то наверное и этимология имеется и происхождение? Если vene — понятно почему славян так называли, то нет объяснения почему ruotsi и только про гребцов не надо, а Рослагена как известно ещё не было в то время. Западные хронисты для славян используют разные названия и ruzzi и рутены и пр. Баварского географа относят к годам, послы кагана Росов упомянуты в бертинских анналах под годом. Именно у баварского географа впервые упоминаются русы, а не в бертинских анналах, тем более что баварский географ должен был точно знать, кто такие свеоны и норманны в целом, поэтому путать русов со свеонами смысла не имело.

Кто-нибудь знает свейского кагана народа рос в Киеве или Ладоге на то время? Еще несколько мыслей по поводу Рёрика. Буква «ё» в русском появилась на рубеже веков. Для обозначения перехода «e» в «йо», которого не было не только в праславянском , но и в древнерусском. Вики: В XII—XVI веках в русском языке произошло изменение звучания ударной гласной, обозначаемой буквой е : звук [э] изменился в [о] под ударением перед твёрдыми согласными и на конце слова.

Церковнославянский язык и церковнославянизмы действию закона не подверглись. Не подверглись также заимствования, пришедшие в русский язык позднее. Звук, обозначавшийся буквой ять, за редкими исключениями не перешёл в [о]. Образовавшееся в русском произношении сочетание звуков [jo] и [o] после мягких согласных долгое время не находило себе никакого выражения на письме.

Соответственно «ё», и тем более «рё» в 9 веке, у славян — как можно судить — нонсенс. Это чуждое сочетание для языка. Ну тяжело произносить «Гёргий» древнерусско-говорящему. Поэтому «Рёрик» если заимствовался бы безписьменными вост.

Не было еще «рё». Он мог бы стать Рориком закон слогового сингармонизма в древнерусском , но, как свидетельствует имя «Георгий» не ставший Горгием , он стал Рюриком. Да, можно указать на одну из народных форм «Тодось» имени Феодосий, но там отсутствующий в языке «Ф». К сожалению, править сообщения нельзя, поэтому добавлю. Месяц сентябрь часто звался «Рюин» из «рюти» — реветь, «рютье» — рёв. То есть даже начальное! Ух не нашёл-то я Вас сразу. Думал на Троицком варианте побеседовать. Где Вы у меня несколько лет назад со спора слились.

А потом обо истерическую статейку накатали. Привет от Дикого! Вот про мою скромную персону вторая статья. Но давайте к делу: Вот пишете Вы: 2а. А на деле то по другому: Согласно Повести временных лет варяги «сидят по морю… к западу до земли аглянской», то есть до исторической области Ангельн в Шлезвиге. Здесь прослеживается прямое указание на южное побережье Балтийского моря и, в частности, на нынешнюю территорию восточного Гольштейна и землю Мекленбург. Причём никакая другая предположительная локализация варягов на географической карте не соответствует столь точному летописному свидетельству.

Рад, что мой ответ до Вас дошел. Я очень опечален тем, что Вы и персонаж по кличке Дикий — одно и то же лицо. Я думал, что Вы — более серьезный противник. Но Вы и впрямь начинаете проявлять признаки Дикого. Ну где Вы видели у меня проявления истеричности? Я человек очень спокойный и доброжелательный, проявления раздражения, злобы и истеричности я встречал как раз у некоторых моих оппонентов.

Кем бы Вы ни оказались, объектом моего историографического изучения Вы можете быть, в качестве какового и попадаете в мои статьи. Кого имел в виду летописец под именем аглян — англов ли в Англии скорее всего или в их древнем поселении в Ютландии маловероятно или крохотную землю Ангельн в Шлезвиге еще менее вероятно — трудно сказать. Выводить из этого поселение варягов на месте западных славян очень рискованно. Скорее они имеются в виду в Ютландии и на север от нее. Где и были норманны.

Ну да когда вам неудобно, то сразу Ангельн малюсенький. То что вы используете оценочные суждения «скорее всего», «маловероятно» говорит о том что других аргументов у Вас нет. А у меня есть. Остатки англов жили в Ангельне в 9ом, 10ом и даже 11ом веке. Вот в 12ом ассимилировались. А восточней Ангельна где жили остатки англов. Земля вагров, а иначе варинов, которые у нас по аналогии с колбягами и ятвягами звались «варягами».

Вон Карл Великий для обоих соседних народов один закон издал Leges Anglorum et Verinorum, на который очень похожа я «Русская правда». Киевский монах 12 века прям настоящий историк англов, саксов и ютов!! Хотя, впрочем саксов он не знает, ютов — не знает, данов терроризировавших всё упоминаемое вами же балтийской побережье, а так же UK — не знает…Зато он знает, где «сохранились остатки англов в 10 веке» и клочок земли «анхельн» Осталось только ему еще км в диаметре островок «Рюген» в Киеве знать, и «ругов».

Вы вот, Олег, когда занимаетесь подгоном по созвучию крупнейших «краёв света» в то время к не видным на картах особенно тех клочкам земли — нормально себя чувствуете? Может и Восток так обозначен: мысом. Так это следствие общего арийского происхождения, а не заимствования германского культа славянами. Так всё равно выходит, что доказательств-то нет. Может не записали, а может ничего и не было. Тем более, что некоторые норманны служили у русских князей, и про них написано.

А уж про такое событие должно быть описано и подавно. Как и про существование племени «русь». Ну, во-первых, p не t. А во-вторых, слово vepsi тоже неизвестно в древности. Ну так раз финны различают venea и ruotsi, значит никакие руотси нами никогда не правили.

Иначе бы финны, да и другие народы стали бы связывать нас с германцами. Кто в древности особо разбирался в языках? Да и вообще это странно — якобы нами правил шведский коннунг, но при этом не навязал свою культуру, свой язык и свою веру. Имеется ли хоть ещё один подобный случай в истории?

Всегда, когда власть оказывается в руках другого народа, былая культура уходит в прошлое за несколько столетий. У Вас там написано, что термин финоязычного происхождения. Но как же серебь славяне , корсь, ливь, жмудь балтийские племена. Допустим, эти названия заимствованы от финнов.

Тогда в финском язые эти народы и сейчас должны называться сходно. Venea, фин. То есть на -si они никого не называют кроме шведов. Более того, если Рюрик знал, что он русь, то такое племя должно было быть на скандинавской земле. Но его нет. Зато в баварском географе оно упоминается ещё в начале 9 века, причём судя по соседним племенам — где-то в северной Польше, недалеко от племени брусов а там до сих пор есть такой город.

Почему же? Вполне ясно. Говорится так: 38 Брусы пруссы? Bruzi — повсюду больше, чем от Энса до Рейна. Caziri — городов. Первая половина 9-го века. Ни о каких руотси никто кроме финнов ничего не слышал. Каганат Рос никакого отношения к славянам не имеет. Это тюрки на Дону, которых описывал Фадлан, и письменность которых изучал Константин в Корсуне. Потом эту письменность у них переняли хазары. Кстати, Caziri — это совсем не обязательно Хазары, тем более что перечисляются славянские племена в Польше и соседних землях.

Прочтение может быть и другим — Качиры, Касиры. К тому же, -ari однозначно так и передаётся: 12 Вулгарии Uulgarii, болгары Качиры могут быть вполне, например как: 54 Веричане Uerizane — 10 городов.

Кроме Caziri там есть и: 32 Хозирочи Chozirozi имеют городов. По-русски это можно прочитать «кози-роги», что вполне применимо для язычников. Свевы там тоже есть в самом конце: Свевы — не рождены, но произведены [на свет]. То есть, Ruzzi — это точно не свевы. Теперь про Бертинские анналы Сначала говорится, что их царь называется Хакан. У славян такого неизвестно. Затем говорится, что они вместе с Феофилом направлялись во франкскую землю из Византии. То есть, это те самые турки-русы Фадлана.

В Византию же они, как сами утверждают, пришли через варварские земли. Похоже, с Дона просто обогнули Понт и пришли в Константинополь. По крайней мере, у шведов никаких хаканов никогда не было. Очень тщательно исследовав причину их прихода, император [Людовик] узнал, что они из народа свеонов [шведов], как считается, скорее разведчики, чем просители дружбы того королевства и нашего, он приказал удерживать их у себя до тех пор, пока смог бы это истинно открыть.

Людовик просто получил неверные сведения. Кто-то донёс, что среди варягов есть некие русы, а под варягами знали больше скандинавов, нежели поморян. Вот и произошла путаница. То есть Русь — славянское племя, исказившее Рёрик до Рюрик.

Интересно, а Рюрик вообще где было распространено? Кто-нибудь исследовал этот вопрос? В сухом остатке получается, что ruotsi кроме финнов никто никогда не слышал. О племени Русь в Скандинавии тоже ничего не известно. Гребцы в древнескандинавском звучат по-другому. Зато в русском языке есть слова рыжий, рудый. Если племя руотси было так известно в Скандии, что аж финны взяли за основу его, а не svear, то странно, что оно не оставило по себе никаких следов.

В летописях же наших прямо сказано, что свеи и русь — не одно и то же. А варяги — это varenki — моряне, поморы — от названия племени vari со славянским суффиксом -en, -in и суффиксом -k. Потом так стали называть всех, кто жил вокруг варяжского моря.

Тогда названия часто применялись без знания деталей. В саге «Об Олаве сыне Трюгги» эсты вообще называются викингами:. Неверно прочел имя Дениса Кукушкина глаза подводят , прошу прощения и исправляю. Его новый коммент мало что добавляет к предшествующему.

Георгий и Евдокия имеют в русском языке разные формы потому, что греческий язык влиял на русский долго через религию , а язык древних скандинавов — нет. Кто — «говоря»? Свеев Русью и я не считаю. Викинги — это норманны, ушедшие в вик. А варяги? Между землями Сим и землями англян и волохов можно поместить и Данию. Саги записаны в Исландии, а Исландия заселялась с 9 века.

Но и многие события, упомянутые в сагах, происходили в 9 веке и позже. Перестаньте гадать, что было важнее для сказителей. Всё равно не угадаете. О гребцах я не рассуждаю — это меня не интересует. Это не значит, что их нет. Кто остальные — несущественно. У древних славян «город» — это огороженное место поселения, огороженное пространство, укрепленное поселение.

В археологии — это «городище» одно из двух значений этого термина, второе — остатки древнего города. Городищ было много, городов мало. Когда городов еще не было, городища уже были. Что послужило исходным для скандинавского «гард» — неясно.

Возможно, городище. При фрагментированности и лакунарности наших источников отстутствие в них чего-либо вовсе не означает, что этого не было вообще. Ваша логика хромает. Это у Вас уже просто придирки. P и t — глухие согласные перед s.

Уместность их сравнения ясна. Vepsi есть в ряде финских языков, значит, есть и в предковом, слово древнее. Ваши умозаключения голословны и слабы. Вами ruotsi и правда не правили. Вами правили Рюриковичи, потом Годуновы и Лжедмитрии, потом короткое время Романовы, потом триста лет под этим именем государи немецкого и датского происхождения и т.

Например, в Болгарии. Качири — городов? Русь к свевам я не приравнивал, хаканов тоже. Скорее всего Бертинские анналы имеют в виду Приладожье.

Рюрик — славянская огласовка скандинавского Рёрик. О, «без славян всё равно не обошлось». Почему финны взяли за основу название скандинавов ruotsi, неясно. Но взяли. А от них взяли славяне. Исходим из этого факта. Тогда ответьте на вопрос почему для сказителей описывавших деяния скандинавов в Западной Европе это было важно. Где какой скандинав кусок земли захватил. Где кого графом сделали?

Скажите почему при рассказах о Западной Европе сказителям были важнее захваты территорий и основание династий, а при рассказах о Руси — меха? Я не оракул, а Вы — не почитатель оракула. Почему тем или иным сказителям были интересны и важны те или иные темы и сюжеты саг, могут быть самые разные причины.

Некоторые общие причины уловить можно. В Западной Европе были давно созданные государства и занять те или иные престолы не только сюзеренов, но и вассальные было излюбленным спортом викингов. А на востоке такого обилия государств, престолов, монастырей еще не было, а была возможность торговать и захватывать торговые пути, основывая на них престолы и государства. Чем викинги тут и занимались. Лев Самуилович Клейн сказал а : Уважаемый г. Это хорошо Вы признаёте что Вы не оракул. Но меня удивляет что Вы им всё равно пытаетесь быть.

Вот пишите про захват торговых путей, основание торговых путей, а нигде ни в сагах, ни в ПВЛ не указано что даны, свеи или урмане захватили торговый путь и создали на нём государство. Уважаемый Денис Кукушкин, еще раз прошу прощения за ошибку в Вашей фамилии, но я сейчас заметил, что это не моя ошибка, а какой-то сбой в компьютере: Вы и в других местах поданы как Кукшкин.

Это ваша логика хромает. Ссылаясь на недостаток источников, можно «доказать» что угодно. P и t— глухие согласные перед s. Vepsiесть в ряде финских языков, значит, есть и в предковом, слово древнее. Зато P губной, а t — нёбный.

Слово древнее — и как же звучало это слово? Кто же русь тогда? Так мы это уже знаем. Анналы первой половины 9 века, а Русь образовалась в году.

Кроме того, если Ruzzi — новгородская Русь, то кто такие Качиры рядом? С хазарами мы изначально не граничили. Тут вот какое дело. Допустим, «Рёрик» в древнерусском записать было невозможно, и написали «Рюрик». Но вот Хельг можно запросто написать. Тем не менее, написали Олег. Значит, его так и звали изначально. То есть, это в лучшем случае славянизированное название. А это значит, что он из славян.

Сложно представить, чтобы расовые скандинавы вместо своего родного Хельг назвали бы парня Олег — по-славянски. По всему выходит, что русь — это славянская культура с некоторым германским влиянием, что неудивительно для южной Балтики тех времён. Вообще же, Олег может быть славянским именем Волек — «повелитель». Сокращение от Володимер. Также широко известно имя Волик. Так руотси — это свеи.

А свеи славянам были известны под этим именем, и не было смысла ничего заимствовать от финнов. Если же словене заимствовали русь для обозначения племени русь, то это значит, что так их должны были называть финны причём даже не сами финны, а какие-нибудь саамы. Но финны их так не называют, потому что и слыхом не слыхивали ни о каких русь. Руотсями они называют свеев.

Да и слово ruotsia, как выяснилось, по-фински значит «чистить рыбу». В-общем, не сходится дебет с кредитом…. Хм…Можно источники X и XI?

Насколько я знаю, «рутены» применительно к Руси — это начало го века. Советую вам это причину у первоавтора же прочитать. Поэтому до писателя Нестора спустя лет после Хельги, имя дошло в устной и фонетически единственно возможной народно-древнерусской адаптации — Олег. Хотя если не слишком гиперкритически подходить к Кембриджскому Документу, то нач. Х- подобного имени вы увидите в хазарской адаптации: H -l-g-w. В ПВЛ и «варяги» говорится о норманнах. Однако ж то, что «варанги» — греческое проникнование 11 века, антинорманисты не спорят, и даже сами подчеркивают!

А вот какие этнические именования для скандов были у славян лет назад, когда они только начали туда прибывать — неизвестно. Но если там сидели уже финно-угры а они сидели , то, конечно же, для неизвестных людей логично заимствовать уже существующее финское наименование. Полагать, что в веке местные славяне «шарили» в норманнах вплоть до англян-готе-урмян-свеев и называли их по племенам или племенным оююзам — это примерно тоже самое, как полагать, что в то же самое время финны и балты разбирались в племенах славян или византийцы в период первого знакомства.

Однако финны называют русских просто «вене-«, а балты — просто «криве-«… скандов просто «руотси»… Византийцы же когда познакомились со славянами называли их «склавины», «анты»… Германцы — вендами. Франки скандов — норманнами. Лишь в тех контекстах, когда была важна точность — например, нападение «данов» а не просто норманнов — хорошо знакомые с норманнами франки могли уточнить о ком речь «данов и свеонов мы зовем норманнами» Эйнхард е … Гуннов звали просто «гуннами», авар — «аварами»… Хотя сейчас очевидно конгломератство этих объединений, Но при начальном знакомстве требовать знания каких-то «видов норманнов» смешно.

Кстати Нестор не знает данов. А на Ладоге шарили? Простые: 1. Само слово заимств. А славян греки называли «славянами», и были с ними хорошо знакомы с 6-го века. Конечно, некто может утверждать, что вдруг с 11 века грекам перестало нравится название «славяне», и они их начали звать «варангами» на основании какого-нить единичного упоминания там где-то… — но это было бы очень смешно.

Это место куда плывут по морю. Север Германии для новгородцевтакое же заморье как и Дания с Швецией. Тем более причём тут греки? Я Вас про ПВЛ спрашивал. В русском языке оно именно это означает: местность ЗА морем. На другом его берегу. Словарь Ефремовой. В говорах северных еще краше. Заморец, заморянин муж. Но может в древнерусском языке оно что-то иное означало?

Первая летопись: «Идоуще из Заморья с Готъ потопи лодие» г — несторовское время, считайте 2. Первая летопись: «Приидоша из Заморья Свеи.. Там же акад. Данная семантика скорее всего кем-то из антинорманистов вообще и ничем не подтверждена, ни одним примером ни с одного источника. Что значит «причем тут греки», если «варяг» — это заимствование из греческого языка в древнерусский. Варяжа — заморец.

Масло маслянное. Ничем не доказывает что это другой берег. Готланд остров по середине моря. А никто не отрицает что другой берег это тоже заморье. Германия — заморье. Тем более варяги приходили в Новгород и по суше. В году в Новгородской летописи говорится, что пришло из Варяг посольство «Горой», то есть сушей.

Я себя не опровергаю. По середине моря остров — это такая же местность за морем. По самой логике. Вашу позицию? Ну ок, я буду знать теперь, что варяги и русь — это «немцы из Германии». Думал, вы их славянами считаете —Я вам привел сразу несколько мест, где заморье связывается исключительно с северогерманцами и «не этим» берегом.

В том числе со скандами в большинстве случаяв, и у Даля также. Есть моменты, где из Заморья приезжают «немцы в Ригу». Но нигде нет абсолютно никакх свидетельств «заморья» по отношению к т. При большом количестве отрывков по текстам и говорам о «свеях», «немцах», норвежцах и англах впрочем списочек то как у Нестора — интересно отметить. Только там же написано, что перед этим они А Варягы пустиша без мира за море.

Всё как обычно. И южный берег Балтики, если плыть из Финского залива такая же местность «За морем». Тут могут и германцы и онемеченные славяне.

• Что Поесть В Черногории
• Где Находится Залив Петра Великого
• Кисловодск Санатории Карта
• Города Германии На Немецком
• Собор Александра Невского В Ялте
• Кисловодск Дружба Ростов
• Кисловодск Гостиница Дружба Ростов Официальный Сайт
• Виза В Великобританию Без Справки С Работы
• Что Делать В Америке